Фиолетовая варежка-клешня нависает над их одиноким островом, отбрасывая длинную тень. 
Солнце с лицом младенца заливается хохотом, визжит и кровожадно скалится. Кирилл подтянул колени к груди и, спрятав лицо в руках, медленно раскачивается. В глаза будто насыпали песка - спать... 
Этого нет. Ничего нет. Ни безграничного океана, ни толпы зомби, ни гигантского телепузика - нет. Есть только он, Фоу и Бездна.
Достоевский охнул от неожиданности, почувствовав сапог Фоу на своих ребрах, и смерил француза укоризненным взглядом. Последний почему-то согнулся в три погибели, и Кирилла посещает крамольная мысль, что что-то тут не так...
Может, Бездна наградила его лазерами из глаз?
Было бы неплохо, определенно. 
Но об этом - позже. 
Кир вцепился в руку француза, не понимая, чего же он все-таки боится больше - упасть в Ничто или быть раздавленным психоделическим детским страхом. Корчится, загребая ногами землю, пытается затормозить, но Фоу молодец, Фоу знает, как надо. Как хорошо, что Кир падает в Бездну спиной вперед, видел бы - ни за что бы не сиганул!..
Меховая варежка рухнула на жалкий пятачок земли - уже пустой.
- КУ-УДА-А-А!? - раздался обиженный стон Тинки-Винки, экран с белым шумом на его пузике быстро уменьшился, удаляясь. 

Кирилл бессмысленно пялился в знакомый белый потолок кухни. Так чудно было - видеть что-то белое. 
Третий раз. Магическое число.
В этот раз все было очень странно. Не было ни легче, ни тяжелее, было просто... по-другому. 
Он очень долго падал и всплыл прямо посреди кухни из жирной черной лужи, раскидав руки-ноги, как веревочная игрушка. В голове сквозил ветер. Кир лениво подумал, что надо бы в очередной раз попробовать посетить кардиолога. Когда-то, очень давно, кажется, даже в другой жизни, кардиолог выписывал ему маленькие круглые таблетки, от которых он курсировал от кулера к клозету и обратно... 
Давно не было ни кардиолога, ни таблеток.
Он наконец-то засыпает, и охи Фоу слышатся будто сквозь толщу воды: глухо, издалека. Спит крепко и долго, сном мертвецким, больше похожим на забытье.
Бездна брезгливо выплевывает розочку из бутылки, и она катится, катится, катится.