Стабильно тяжелое состояние.
Все еще стабильно тяжелое состояние.
Вот уже одиннадцатые сутки стабильно тяжелое состояние.
Почти приговор.  И доктор Тейлор с неправильно наложенной лигатурой в придачу.
Изматывающий кошмар.
Отсутствие хоть какой-либо динамики угнетало.
Стабильно тяжелое – как полоса штиля среди урагана. Можно только ждать. Кусать губы, заставляя себя не форсировать события, и ждать.
Кэрол ждала. Ждала результатов анализов и статистики мониторинга состояний. Ждала результатов сканирования. Ждала, когда же, наконец, накопится приличный анамнез, чтобы можно было сделать хоть что-то,  чтобы изменить ситуацию.  И этот день настал. Теперь у нее была возможность назначить операцию. Причина была давно: стабильно тяжелое – скучно, как материал, нужен сдвиг. Повод тоже был – формально она обещала попробовать спасти зрения, а шансы со временем таяли.
Причина, повод, возможность. И еще бездна документов, прикрыть бумагой каждый шаг, потому что искусственная кома для главного врача страшнее черной пустоты, а ходить по грани нарушения правил в данном случае не хотелось, все и так слишком запутано, чтобы усугублять.
Бесконечная груда бумаг. На каждый жест, на каждый шаг, на каждый миллиграмм препарата, на каждое движения рукой. Умереть под колесом бюрократии, и восстать из пепла в предоперационной, смыв водой остатки сомнений и оградившись костюмом от внешних лишних мыслей. 
Места для шага назад не осталась. Пациентку уже расположили на столе и ввели в искусственную кому. Данные по мониторам разумные. Задача выглядит обычной – убрать то, что уже не спасти и собрать все остальное. Вот только там, где раньше у пациентки была повязка, сейчас пляшут черные пятна. И это символ того, что задача не будет обычной.
Пора начинать.
Вход.
Кэрол осторожно пробует сделать первый надрез. Инструмент задевает черное пятно, и оно ползет выше, впитывается в костюм, проникая до кожи. Обжигая кожу льдом до боли.
Рука дрогнула.
- Проклятие, - выплюнула Кэрол.
Ассистент едва не роняет крюки, а сестра и анестезиолог на мгновение замирают от удивления.
И Кэрол понимает, что они ее услышали, и это слегка выбило их из ситуации. Кошмарное начало. Надо отступить. Но места для шага назад нет.
- Все в порядке. Это обычная операция. Нет ничего удивительного, – шепчет Кэрол. Это безграмотно, это бесконечно глупо, пытаться перекроить сознания четырех человек именно сейчас. Тратить силы, которые так нужны. Но времени объяснять нет, а оставить все как есть опасно. Пусть лучше будет меньшее зло.
- Все в порядке. Это обычная операция. Нет ничего удивительного, – еще несколько раз повторяет Кэрол, возвращая контроль над ситуацией.
Вход. Попытка номер два. Осторожный разрез. Нужно открыть доступ к поврежденному участку.
Убрать мертвые ткани и как-то склеить остальное. И не касаться черных пятен. Вот такая вот задачка.
Спустя пять часов операции Кэрол понимает, что это невозможно. Черные пятна везде. Они вытекают с кровью и заполняют все свободное пространство. Они сдавливают мозг, ухудшая состояние. Они путаются под инструментом, мешая сделать хоть что-то. Они проникают под кожу ледяным холодом, и кажется, что пальцы уже оцепенели. Они мелькают и мелькают до черной ряби в глазах.
«Сдаешься?» - пульсирует в голове безумно знакомый голос, который она не может узнать.
- Не дождешься, - шипит сквозь зубы Кэрол, ей уже плевать на то, что ее слышат. Это не важно. Ничего не важно. Важно только закончить операцию.
Капли из черной лужи на полу летят вверх, вопреки всей гравитации. Черных пятен на операционном столе становиться больше.
«Сдаешься?» - колотит в висках. Кэрол стискивает зубы. Она не похоронит в Бездне свой талант нейрохирурга. Проклятые черные пятна не дождутся этого. Не дождутся. Медицина сильнее пустоты. Она это докажет.
Рациональные методы и идеи заканчиваются на пятнадцатом часу операции. Больше она ничего не знает. В сознании монотонно гудит: «Сдаешься?» - и Кэрол все так же не может узнать этот бесконечно знакомый голос.
- Нет, - хрипит Кэрол.
«Сдаешься?» - переспрашивает неизвестно что в сознании.
- Нет, - упрямо твердит Кэрол. Она обязательно найдет другой способ.
«Сдаешься?» - не унимается проклятое подсознание.
- Нет, - Кэрол почти кричит, заглушая собственным криком хруст. Хруст треснувших убеждений. Стержень ее внутреннего мира переломился. Но зато она теперь видит еще вариант. Она не сдастся. И пусть заткнется этот голос в подсознании.
«Ни что не может возникнуть из пустоты. Сдаешься?» - голос в подсознании откровенно насмехается.
- Тогда заткнись, и не возникай там из пустоты, - огрызается Кэрол и чувствует кожей косой взгляд ассистента. Слова царапают горло, но остановится и все объяснить возможности нет, приходится шептать, - все в порядке. Это обычная операция. Нет ничего удивительного, - ассистент отводит чуть омертвевший взгляд.  Это было тяжелее, чем первый раз.
«Сдаешься?» - проклятое, неугомонное подсознание.
- Не дождешься, - уже откровенно злиться Кэрол. Злость – прекрасное чувство, единственное, которое она умеет переживать искренне. И эта искренность дает силы. – Не дождешься, - повторяет Кэрол, превращая большие куски мертвых клеток в маленькие, но такие нужные кровяные сосуды и отростки нервов.
Отрезать, изменить и вживить обратно, пусть даже заплетаясь в черных пятнах – у задачи новая формулировка. Темнота больше не ощущается льдом, она сгорает от контакта с перегретой кожей. Слова жгут губы отвратительно и больно. Она не хотела, чтобы все было так. Но она не могла проиграть своему подсознанию.
Двадцать первый час операции. Последний штрих и готово. Все закончилось. Перед глазами мутная пелена, состояния на грани обморока, и только ядовитый голос подсознания заставляет стоять на ногах.
«Сдаешься?»
- Нет, - резко дергает головой Кэрол, стряхивая с себя усталостное оцепенение.
- Получилось, доктор, - пытается поздравить то ли ассистент, то ли сестра. Кэрол с трудом различает голоса, - операция прошла успешно.
- Обычно. Обычно прошла операция. Ничего особенного не происходило и не произошло. А я молчала и молчу, – несмотря на усталость, шепчет Кэрол. Ей еще важен миф о немоте и ей не нужны поздравления раньше времени.
Впереди еще месяц на восстановление и вывод из искусственной комы, который может сложиться по-всякому. Ничего еще не ясно, она просто убрала и изменила мертвые ткани, и собрала из остатков левый глаз, который когда-нибудь, когда закончится искусственная кома, сможет что-то увидеть. И уцелевший мозг на это увиденное как-то отреагирует. А вот правый глаз окончательно мертв и вычищен. Там будет протез. Но это сейчас не важно. И все не важно, Кэрол слишком устала, чтобы думать о перспективах слишком много.
А лучше вообще не думать, снять костюм и запомнить послеоперационные рекомендации – это и так архисложная задача. Почти невыносимая.
«Сдаешься?» - слишком бодро интересуется подсознание.
Кэрол кусает губу. Она не будет отвечать. Не сейчас. У нее осталось слишком мало сил.
Кэрол отрубается ровно в момент соприкосновения головы и кушетки в дежурке.
Где-то на грани сна и бреда Кэрол видела дикарей, которые плясали вокруг фиолетового костра и били в барабаны. Ритм ударялся о воздух и становился безумными, бессвязными недостихами, в чем-то напоминающими детскую считалку, но больше бред сумасшедшего: «Раз-два-три-четыре-пять-никто-не-будет-танцевать. Выйди-семь-шесть-плыви-тони. Десять-тринадцать-вода-идет-вверх. Девять-пять-три-огонь-гори». Искры от костра застывали в воздухе тяжелыми каплями, которые танцующие выцарапывали ногтями и бросали в костер. Пламя становилось гуще, а воздух превращался в плотный алый дым, который резал глаза и мешал дыханию. Сквозь дым танцующие казались ржавыми тенями, а бой барабанов только усиливался и убыстрялся.  Танцующих теней становилось все больше, и они делались темнее. И вот уже за тенями стало не видно даже дыма и костра. Исчезло все.  Наступила абсолютная чернота. Темнота, почти такая же, как перед выколотыми глазами. Идеальная тьма. Она поглощает все, даже звук барабанов, оставляя только одно слово: «Сдаешься?»
Кэрол замотала головой, отчаянно выражая несогласие, и проснулась. Часы свидетельствовали, что от окончания операции прошло чуть меньше часа.  Нужно встать, заставить себя дописать послеоперационные рекомендации и ехать домой. 
Вымотанное двадцатью часами операции с отягчающими обстоятельствами сознание сопротивлялось.  Каждую строчку приходилось буквально скребком отколупывать от черепа, мысли были отвратительно неповоротливы. Кто-то из младшего персонала заботливо принес стакан приторного кофе. Эффект получился скорее обратный, Кэрол вывернуло желчью от одного лишь запаха.  Сил стало еще меньше.
«Сдаешься?» - голос звучал до отвращения бодро.
Кэрол стиснула зубы, чтобы молчать. Проклятое подсознание, даже сейчас не может заткнуться.  Обжигающей волной нахлынула злость, и это помогло мобилизовать остатки сил. Кэрол заполнила рекомендации в рекордные двадцать семь минут,  ненависть к голосу из пустоты давала сил.   
Покончив с документами, Кэрол сделала еще одну попытку попробовать спасти себя приторным кофе, и вновь от одного лишь запаха вывернуло желчью. Реакция на чай была такая же. Впору было подумать о внутривенной глюкозе, но проще было просто уехать домой. Ее смена давно закончилась. Кэрол криво нацарапала записку-просьбу администратору: «Вызови такси».
Трафик был угнетающе медленным, такси ползло чуть быстрее жареной улитки. В какой-то момент полил дождь. Плотный, густой. Настоящий ливень. Стена воды скрыла за собой город, смыло Лондон целиком. Растворились здания. Потому дождь и стал красным, слишком много кирпича было в зданиях этого города. А может это просто глинистые почвы, они растворяются в лужах, а потом лужи капают вверх и смешиваются с дождем.  Темно-красная вода капает вверх и течет вниз. Это, наверное, могло быть красиво, вот только почему-то слишком темно, ничего не разглядеть. Включите кто-нибудь свет. Тут слишком темно.
- Мисс, очнитесь, - таксист осторожно тормошил Кэрол за плечо. Она потеряла сознание где-то за четыре перекрестка до дома, - приехали, мисс.
Открыть глаза, сунуть таксисту деньги, выйти, найти свою дверь и свой ключ, войти домой. Нереально тяжело. Это была самая мучительно сложная цепочка действий за последние сутки. Каждый жест – триумф воли в борьбе с телом. Каждый шаг – как восхождение на гору где-нибудь в Тибете.
«Сдаешься?» - проклятый голос звучал еще бодрее, чем раньше.
Кэрол пошатнулась, рискуя упасть в обморок в прихожей, но как-то нашла в себе силы крикнуть:
- Нет!
«Тише-тише, я рядом, я тебя прекрасно слышу. Сдаешься?» - никак не хотел угомониться голос.
Кэрол покрутила головой. Перед глазами заплясали пятна Роршаха. Но она все-таки  смогла увидеть. И, правда, рядом. Два шага. Теперь она поняла, почему этот проклятый голос  был таким знакомым.
- Триш, - констатировала Кэрол.
- Узнала, наконец-то. А я уж начала думать, что для тебя это слишком сложная загадка, и ты сдашься, - незваная гостья довольно улыбалась. Выглядела она еще свежее, и еще бодрее, чем звучал ее голос.
- Заткнись, Триш, - прохрипела Кэрол, она хотела упасть и уснуть, а не общаться.
- Может, еще поиграем? Давай, будет весело.
- Отстань, Триш.
- Сдаешься? – снова этот проклятый вопрос.
Кэрол не стала спорить, она просто размахнулась и ударила. Раздался звук разбитого стекла. Триш улыбнулась и растеклась черной лужей, оставив после себя лишь куски битого зеркала на полу. Какой-то осколок впился в ногу. Больно, и пускай. Пятна крови, которые тянулись следом от прихожей до комнаты, тоже не имели значения. Важно лишь, что Триш заткнулась и провалилась обратно в свое небытие.
Дойдя до спальни, Кэрол отыскала в тумбочке снотворное и проглотила несколько таблеток. Упав на кровать, Флойд  моментально провалились в глубокий сон без сновидений.