Он начал готовиться за несколько суток, прекрасно осознавая, что нужно было дать себе больше времени, чем семьдесят два часа: забив холодильник жирной и калорийной едой, к восторгу Эвис каждый вечер заказывал пиццу на ужин, усилием воли запихивая в себя хрустящую корочку и высушенные в духовке (а вовсе не на солнце) томаты, и хотя организм отчаянно протестовал, непривыкший к таким ударным дозам фаст-фуда, Кромвель был убедителен и настойчив. Ему нужна была энергия, и достаточно ощутимое её количество, чтобы не рухнуть в обморок в процессе зачарования, когда магия незаметно вытянет из него все силы без предупредительного выстрела. Идеальным вариантом было бы постоянно поддерживать себя в адекватной физической форме, но он выбирал зазубривать материал в ночь перед экзаменом.

Адам с неудовольствием втягивал сквозь трубочку обжигающе-холодный подкрашенный жидкий сахар, сидя за липким от литров пролитого на него газировки столиком в МакДональдсе в окружении стайки щебечущих девчонок, от чьей болтовни он абстрагировался почти полностью, концентрируясь на своём стакане колы, и изредка одобряюще и невпопад мыча; до того как сдать Эвис на руки толпе подруг на выходные, Кромвель вызвался вывезти всю банду в царство бургеров и картошки фри, заодно набивая собственный желудок самой вредной пищей, которую смог найти. Банда всегда относилась к нему со снисходительной благосклонностью (вероятно, не последнюю роль сыграли татуировки и пожизненно действующее разрешение на ночёвку Эвис у друзей), и в этот раз предложила место за столом, что, как он догадывался, было жестом высшего расположения. Глядя на плотоядно улыбающегося клоуна с кроваво-красным ртом, мысленно перебирал имена особо выдающихся: Эйнсли, вместе с Эвис на драме; Джоди, они регулярно сообща совершают набег на магазин комиксов; София, они с Эвис в одной команде по нетболу. Трубочка упёрлась в кусок подтаявшего льда и отозвалась хлюпаньем; Кромвель отставил бумажный стаканчик, складывая руки, и оглядывая рыцарей прямоугольного стола:
- Значит, так. Власть не свергать, мёртвых не воскрешать, звонить сначала мне, а потом в полицию. Угу?
- За кого ты нас принимаешь, - возмутилась Эвис, отвлекаясь от горки картошки, из которой уже было построено подобие замка. - Мы всё провернём тихо, никто ничего не поймёт.
- Вы и тихо?
- Не веришь?
- Верю, верю, - судя по тому, как азартно загорелись глаза Эвис, его фраза была воспринята равно как оскорбление и вызов, а принимать вызовы Эвис Дженнифер Кромвель умела лучше прочих. Адам поднялся из-за стола, прихватив свой стаканчик. - Чао, бандиты.
Кулон на шее дочери оповестил бы о любых неприятностях гораздо раньше, чем она бы успела набрать его номер, но лучше было напомнить о правилах поведения в приличном обществе.

Дома в мастерской он ещё раз перебрал все баночки с краской, расставляя их сначала по цветам, затем по тону, чтобы в итоге смешать порядок, выстраивая их в одному ему (и то не факт) известной последовательности, и закурить, закидывая ноги на заваленный новыми эскизами стол; входная дверь была зачарована на распознавание Коди Стрикленда после того как тот второй раз потерял дополнительный комплект ключей от дома Кромвеля, - или говорил, что потерял, - поэтому главный ловелас Лондона был в состоянии впустить себя в дом самостоятельно, равно как и добраться до дальнего его угла. Стрелка на часах медленно подползала к одиннадцати.

С сомнением оглядев виски, мимоходом скользнув взглядом по этикетке, Кромвель поднял глаза, и во всей его позе читалось очень чёткое "нет".
- Я не пью за работой, а обезболивающее для слабаков.
Коротко постучал подушечкой среднего пальца по медленно тлеющей сигарете, сбрасывая пепел, благополучно промахиваясь мимо керамической пельницы в виде черепахи; смахивая его с эскизов, подался вперёд и вытянул пару листов из-под ног, не глядя протягивая их в сторону Стрикленда. Устроил окурок в пепельнице.
- Я знаю, речь шла о необычном, но я не хочу делать это совсем вслепую, а за меняющиеся картинки ты не доплачивал, - зная, что в духе Коди будет тут же потянуться за бумажником, он продолжил, не давая вставить ни слова. - Поэтому, вот. Это было основным направлением. Что-то оригинальное, но не бросающееся в глаза. Есть вариант в цвете, есть чёрный. Думай, я за кофе.
На деле вариантов было намного больше. Полагая, что у него на самом деле есть неделя, о которой говорил Стрикленд, первый день поисков эскиза Адам провёл занимаясь чем угодно, кроме поисками эскиза, чтобы впихнуть весь мыслительный процесс в те двадцать четыре часа, которые оставались до назначенного им же самим времени. Можно было бы сдвинуть на шесть дней вперёд, давая себе эту неделю на раздумья, чтобы подойти к вопросу более обстоятельно, но Кромвель хорошо работал в сжатые сроки. Вся пачка изрисованных листов была тщательно рассортирована и убрана в тёмно-бордовую папку на столе, щедро присыпанную сверху новыми вариантами, которые он наспех нацарапал сегодня утром. Переданные Коди листы были его лучшими работами на настоящий момент, но в игру вступал фактор размытого техзадания, из которого он вполне мог почерпнуть совсем не то, что хотел клиент. С друзьями было проще, но ненамного.
Спустив ноги со стола, Кромвель поднял почти доверху забитую окурками пепельницу, составившими новый черепаший панцирь, чтобы по пути на кухню избавиться и от лишнего мусора, но остановился, проходя мимо Коди. Сжав его запястье, вынудил поднять руку на уровень своего лица, и пристально оглядел манжеты.
- Коди Бенджамин Стрикленд, ты опять проебал запонки.

Пока он возился на кухне с кофе, время перевалило за четверть двенадцатого. За то бесчисленное количество раз, которое он, как хозяин дома, готовил кофе для Стрикленда в качестве гостя, Адам успел выучить тот очень чёткий порядок действий и не менее чётко отмерянное количество ингредиентов, который требовал кофе-для-Коди. Для не-алхимика он был удивительно сильно повёрнут на дозировках, но при несоблюдённых инструкциях его встречали оскорблённые глаза, с пытливым разочарованием заглядывающие в самую душу, и поэтому Кромвель покорно делал то, что от него требовалось. Иногда казалось, что Коди Стрикленд недалеко ушёл от щенка: и тот, и тот мог с одинаковым успехом давить на жалость трогательной мордой, неизменно добиваясь желаемого. В плюс этому, Адам бы простил, - и прощал, - потерянные артефакты и щенятам, и Стрикленду, с одной лишь только разницей, что последний, скорее всего, оставил их в будуаре какой-нибудь очередной прекрасной дамы в погоне за тем, за чем в настоящий момент времени гнался, будь то разовый секс или тайная информация. Не удивился бы, если бы узнал, что гнался за обоими одновременно.

Кромвель устроил поднос на краю стола, сдвину бордовую папку и новую батарею баночек с краской. Налив кофе в чашку, передал её Коди, вставая у него за плечом, и глядя на эскизы. Горячий кофе почти обжигал сквозь тонкие стенки.
- Да, знаю. То есть, совместить вот этот и этот, - он подбородком кивнул на рисунок с молью и на соседний, с более абстрактными узорами, которые могли бы удачно обвить тельце насекомого, оттеняя его, если изменить буквально несколько незначительных элементов. - Ты по-прежнему хочешь под лопаткой? Где-то с ладонь или больше?

Не поперхнуться горячим кофе помогла многолетняя выдержка и достаточно длительное знакомство со Стриклендом и его чувством юмора: без этой комбинации капли кофе бы уже давно растекались по кромвельской футболке, и по той пачке эскизов, разбросанной по столу. Адам скрыл улыбку, чуть отворачиваясь, поднося чашку к губам, и не глядя на Коди. "Уточни, что именно спасать."
- Выпуклым. Хорошо, - пробежавшись пальцами свободной руки по выстроенным в неровные ряды баночкам краски, он легко оттолкнул несколько в сторону: охра (золотистая, тёмная, красная), умбра жжёная, индийская жёлтая. Наткнувшись на обжигающий хуже только-только снятого с плиты кофе взгляд прозрачных голубых глаз, после секундных раздумий подтолкнул следом баночку индиго. - Тогда оно будет совсем чуть больше ладони.
Адам отставил чашку, на глаз отмерил три-четыре сантиметра между указательным и большим пальцем, и приложил их к раскрытой ладони, демонстрируя примерный размер будущей татуировки.
- Для того, чтобы сделать её более выпуклой, нужна будет дополнительная тень, а если рисунок будет слишком мелким, через несколько лет оно расплывётся, и будет некрасиво. А теперь снимай рубашку.
Он немного поспешно отвернулся обратно к столу, когда гость избавился от галстука, не видя необходимости в дальнейшим надзором за разоблачением Коди Стрикленда. Окончательно отобрав необходимые цвета, достал иглы и перчатки, целиком концентрируясь на методичности подготовки к сеансу, и ставя мысленные галочки напротив каждого пункта в хронологическом порядке. Собрал волосы, убирая подальше от лица.
- Больно будет, обещаю. Часов шесть подряд. Потом перерыв. И ещё где-то четыре. И на следующей неделе приходи доделывать. - Кромвель чуть обернулся на жертву артефакторических экспериментов через плечо, заряжая иглу для контура в машинку. - Я бы на твоём месте отменил... мммм... "ужин". Спина будет ныть.

Не отвлекаясь от абсолютно бессмысленного на деле перебора банок с краской и листов трансферной бумаги, Кромвель указал на высокий тёмно-зелёный диван у стены, переоборудованный как раз для таких целей; не сведущий в подобных делах, Коди вряд ли заметил бы, что все его действия были, во-первых, ненужными, и во-вторых, абсолютно механическими, чтобы занять руки, "поймать волну". Отвлечься от устроившего стриптиз Стрикленда.
Если Адам и знал про него что-то, так это то, что Коди Стрикленд никогда ничего не делал просто так, и устроил репетицию вступления к отменённому ужину он тоже не случайно. Соглал бы, если бы сказал, что вышибающий двери шарм Стрикленда на него не действует; несмотря на то, что он был, в первую очередь, партнёром, другом, почти братом, подобные махинации ощутимо выбивали Адама из колеи, и Коди это прекрасно знал. Кромвель с отрешенным видом потёр переносицу костяшкой указательного пальца, и занялся переводом окончательного варианта рисунка на кальку, давая Стрикленду время устроиться на заранее освобождённом от хлама диване. Красив, чёрт. Красота и продуманность - чертовски опасное сочетание в женщинах, редкое - в мужчинах, и убийственное - в Коди.

К рутинному процессу зачарования он подготовился даже больше, чем ожидал сам от себя. Убрал всю мастерскую с особой тщательностью, хотя и без того перетряхивал её каждые выходные, добиваясь если не стерильности, то максимальной чистоты, помогавшей думать, озаботился соответствующей пищей, против которой желудок продолжал активно выступать, по сотне раз передалал эскизы, подобрал краски, в последний момент всё равно передумав. Нервничал, до сих пор нервничал, что что-то пойдёт не так, потому что процесс зачарования татуировок подразумевал под собой одновременно физическую и магическую выкладку, и присутствие при этом посторонних, что всегда нервнировало Кромвеля больше, чем было разумным. Даже присутствие друзей. Тем более друзей.
Он подтянул стул к дивану, лишённому подлокотников, и капнул на спину Стрикленду антисептический гель, принимаясь растирать его ладонями, особенно в районе лопаток, в месте преполагаемой татуировки.
- Я уверен, что ты в состоянии потерпеть такую боль, это не конец света.
"Где этот чёрт успел так загореть? Солнца не было всё лето."
- Но если будет совсем больно, можешь держать меня за, предположим, колено. Руки заняты будут.
Покончив с гелем, он вытер ладони бумажными полотенцами, которые отправились в мусорное ведро.
- Жди минут десять, пока впитается, потом переведу контур. И если у тебя ещё остались какие-то вопросы по процессу, лучше задавай сейчас.

- Хорошо.
Получив необходимые указания, Кромвель с головой погрузился с работу. Удостоверившись, что гель впитался, тщательно перевёл рисунок под лопатку, пользуясь этим временем, чтобы очистить голову от ненужных мыслей, клубящихся в ней, избавиться от всех посторонних влияний, оставляя только непосредственную цель их сегодяшней встречи, и то, как эту цель нужно будет достигать. Маленькая передышка перед непосредственным началом. Смяв ставшую ненужной трансферную бумагу, и отложив карандаш, натянул пару чёрных нитриловых перчаток, берясь за машинку.
- Не отвлекай, - напомнил негромко, обозначя точку отсчёта.
Когда игла прошила кожу у самого края крыла моли, Кромвель столкнул с губ первую пару слов, еле слышно, себе под нос , никогда не делая свои чары достоянием общественности. Это было чем-то очень личным и интимным: процесс зачарования был своеобразным таинством, временем, когда он мог побыть исключительно наедине с самим собой, и вложить в свои артефакты то, что хотел, что должен был, без посторонней мишуры, оплетавшей его существование за пределами мастерской. Кромвель никогда не продумывал чары заранее, отдаваясь воле момента, делая так, как считал нужным в этй самой точке времени, потому что именно такое спонтанное искренее заклинание действовало лучше всего, и магические нити, оплетавшие его создания, не рвались.
Мир за пределами холста под руками перестал существовать. Он аккуратно следовал нарисованному карандашному контуру, и в татуировку вместе с чернилами впитывались чары.
Чаще всего кромвельские чары напомнали набор слов. В зачаровании он в первую очередь оперировал образами и ассоциациями, которые складывались в необходимую картинку, и служили той цели которой должны были; избeгал цельно построенных предложений, потому что они были рельсами, которые уже проложил кто-то до него, подчиняющимися правилам грамматики и вообще - правилам, в то время как облечённый в слова поток сознания принадлежал только ему, и он мог вылепить из него всё, что хотел. В его голове слова оживали. Каждое имело вес, разнящийся от значимости этого конкретного слова в этой конкретной мысли, форму, иногда цвет, запах, вкус. Основывался на ассоциациях, и те уже тащили за собой образы. Почти видел, как слова срываются с губ, становясь целостной магией, опутывая Коди в плотный защитный кокон; возможно, немного тесный, но надёжный. Чтобы не вспороть лезвием и не прострелить насквозь. Не ранить чужим проклятием, брошенным Словом, не позволить яду впитаться. Чтобы отталкивало любое зло.
- Camminando nella valle delle ombre scia del male intrecciato da nessuna parte proteggimi dalle avversità frizioni metallo zanne metallo  da non perdere lasciando i muri eretti e il ponte è sollevato e non tirare disgrazia e morte illusione occhi che non vedono la verità  vero per mille serrature custodire catene forti mantenere la custodia...

Пальцы, крепко сжимающие машинку, начали отчаянно ныть к концу первого часа, когда он начал тяжелее ронять слова зачарования. Отстранившись, Кромвель отложил машинку на столик рядом с диваном, и аккуратно стёр чистой салфеткой выступающие капли крови со спины Стрикленда. Он поднялся со стула, отошёл к столу, по пути выбросив испачканную салфетку (кровавые артефакты - одни из самых сильных), взял стоящую на ней бутылку воды и с третьей попытки открутил крышку ослабевшими чуть подрагивающими пальцами. Сделав несколько жадных глотков, медленно поставил бутылку обратно, глубоко бесшумно выдыхая.
- Перерыв. Раньше, чем планировался, - Адам с усилием несколько раз сжал и разжал пальцы. - Сильно раньше.
Думать, что он будет в состоянии работать шесть часов подряд, было слишком самонадеянно. Снова и снова забывал, что запас магических сил сильно ограничен, и в разы меньше, чем был пятьдесят лет назад, и магия неделикатно напоминала ему об этом, отдаваясь тянущей головной болью и дрожью в руках. Кромвель встряхнул кистями. Каждый раз было хуже и хуже.

Кромвель невесело дёрнул уголком губ в ответ на шутку, снова прикладываясь к бутылке воды, не комментируя, и глядя на свою правую руку, повёрнутую ладонью вверх, со смесью раздражения и разочарования. Стянул перчатки, отправляя их в мусорное ведро. Медленно сжал кулак, перевернул руку тыльной стороной, разжал, глядя на кольцо и на браслет, удерживающие кости вместе, сшивающие сухожилия, возвращая чувствительность. Пальцы слушались, но с полусекундной заминкой, словно мозг не успевал реагировать на посылаемые в него полуиллюзорные сигналы, и тихо ныли от того, с какой силой Адам сжимал ими машинку. Сняв с крючка звякнувшую связку ключей, отпер одним из них верхний ящик стола, и достал из него простое деревянное кольцо, надевая его следом за кольцом на среднем пальце правой руки. Пальцы перестали неметь почти сразу. Кромвель обернулся на Коди.
- Закажи, если хочешь. Я не буду.
От одних мыслей о еде, которую он в себя насильно запихивал последние несколько дней, начинало мутить.
- И руки от спины убери. Если хочешь посмотреть, в ванной есть зеркало. Сфотографируй спину на память, - Кромвель улыбнулся. - Скоро контур начнёт заполняться цветом, и в таком виде ты его больше не увидишь. Я.. пойду налью ещё воды.

Вторая ванная, почти вплотную прилегающая к комнате Эвис, была отдана ей в личное пользование. Чистое зеркало без брызг зубной пасты, пара-тройка флакончиков духов, череда склянок полуалхимического назначения, - Эвис объявила, что собирается сделать шампунь, отвечающий за безболезненное перекрашивание волос в разные цвета в качестве проекта по химии в школе, - тёмно-зелёные полотенца, тщательно подобранные ей в цвет плитки в ванной. Адам неловко наклонился над унитазом, расставаясь с остатками завтрака в МакДональдсе.
Он явно вложил в татуировку Стрикленда слишком много сил из тех жалких запасов, что у него ещё оставались.

Плеснув в лицо водой, и убедившись, что зеленоватый оттенок кожи не спешит его покидать, вернулся в мастерскую, прихватив с кухни ещё несколько бутылок воды. Одну из них наполовину выпил по пути.
- Ну что, успешно? Готов продолжать?

- Не люблю растягивать зачарование. Теряется эффект "здесь и сейчас".
Заметив снова выступившую кровь, Адам промокнул её чистой салфеткой, и осторожно провёл рукой по спине Стрикленда рядом с татуировкой, чувствуя тепло тела под пальцами. Задержал ладонь между лопатками, еле ощутимо надавив, и отстранился, не давая воображению увести его туда, куда не нужно было. Смазав невидимые следы своей ладони салфеткой, выудил новую пару перчаток, и вооружился машинкой, прекращая думать вообще; аккуратно пошевелил внутренний магический костёр, отозвавшийся вялыми всполохами бледных искр. Наклонившись над рисунком, он вернулся к работе.

Следующие два часа Кромвель тщательно и дотошно зачаровывал каждый миллиметр татуировки, постепенно приобретающей цвет; по меньшей мере десяток раз поменял краску, заливая контур, выпил обе бутылки воды, чувствуя, как нещадно пересыхают губы, сходил на кухню за третьей. Почти прикончил и её, когда понял, что недоделанная моль с простым базовым цветом на левой стороне смотрит на него пустыми глазницами черепа в ответ. Моргнув, Адам оторвал машинку от кожи, и утёр выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. Несмотря на кондиционер, поддерживающий в помещении комфортную температуру, ему было душно, и не хватало воздуха. Шумно выдохнув, Кромвель тяжело поднялся, и отложил инструменты на стол. Опёрся о него ладонями, глядя в баночки с краской: названия грозились перепрыгнуть с одного на другого, путаясь и путая его. Нашарив в верхнем ящике стола пачку сигарет, зажал одну в зубах, и привычным жестом щёлкнул пальцами, бормоча Слова.
- Кончил и закурил, - Кромвель повернулся на каблуках, на всякий случай продолжая ненавязчиво держаться за стол. - Не шесть часов, да, но хотя бы три. В общей сложности и с перерывами. Радует то, что мне больше не надо никого ничем впечатлять, я слишком стар, - он глубоко затянулся, опираясь бедром о стол, и дёрнул плечом. - Я всё же хочу доделать цвет сегодня. - Пальцы коротко и мелко дрогнули, когда Адам оторвал сигарету от губ, выдыхая дым в потолок. - Но чуть позже.