Юбилейная конференция нейропсихиатрической ассоциации в Лондоне, уже 30-я по счету, начала высылать приглашения на свою платформу для выступлений за целый год до события и обещала, даже с точки зрения ВПА (Всемирной Психиатрической Ассоциации), быть невероятно масштабной и многообещающей как для выступающих, так и для слушателей. Программа не могла быть не насыщенной: именитые профессора открывали площадки на разных секциях праздными витиеватыми мотивирующими приветствиями, вселяющими уверенность в завтрашнем дне в каждого слушателя, заряженные научными гипотезами выступающие демонстрировали статистически достоверные изыскания, уповая к расширению границ психиатрии и нейронаук, а слушатели успевали роптать и задавать более обширные вопросы, основываясь на представленных данных. Формат обычной конференции было невозможно сравнить с работой платформ нейропсихиатрической ассоциации, когда она наконец-то «брала свое» на своем же «поле», но тем не менее, даже здесь, при наличии разнообразия тем и столкновения противоположных воззрений, никто не отменял банальную усталость от пресыщения пестротой светил и их гипотез, обличенных в теории или законы.
Рамптон не мог пропустить такое грандиозное событие и как можно скорее представил на суд организаторов конференции своих выступающих. Гарретт оказался в списке тех, кого главный врач одобрил заочно, а заведующий отделением пытался поймать и оторвать от кружки кофе, с которой доктор расставаться не желал: пусть Рейнард и не был занудой (кого мы обманываем, конечно был), и не был против посетить конференцию, однако выступать ему было в тягость, при условии, что выступать он еще не начал. От доктора даже не требовалось срочно подготовить новый доклад и восхитить слушателей, его предыдущее выступление на юбилейной конференции в Рамптоне было уже одобрено, дело оставалось за малым: принудить, спровоцировать, разжалобить, но заставить доктора Гарретта согласиться выступить на конференции. Рейнард увиливал, обивался от нападок так, словно от этого зависела его жизнь; и не зря: выступление на платформе, организованной ассоциацией, требовало подготовки и «свежести» статистики, которая выступала маркером «вкуса» в научной работе, но Гарретт не хотел и не мог заставить себя любезно согласиться. Психическое здоровье дороже.
Однако решение о поездке Гарретта и его согласие на выступление в итоге не оказалось зависимым от мнения самого выступающего: в списках он уже числился, уже были высланы списком прочие лекторы с секции и нумерация, были забронированы билеты в Лондон. Рейнард покривил душой и красочно изображал коллапс, но начальство было непреклонно, восприняло сопротивление, как форму извращенного флирта, и все же насильно отправила Гарретта на конференцию.
Единственное, что обрадовало доктора по приезду на пленуме – его выступление было одним из первых на секции, когда слушатель еще не бьется в экстатическом припадке от изобилия научных изысканий и не чахнет, путаясь в множестве тем и терминологии. Очевидным плюсом было и то, что его тема была затравкой для последующих выступлений, которые в общем формате должны стать предметом открытого обсуждения за круглым столом в рамках работы секции в последний день мероприятия. Все это создавало для Гарретта щадящие условия, которых невозможно было бы представить, если не помнить, кто организатор собрания.
Доктор Гарретт успешно отчитал доклад, сорвав оваций от добросердечных слушателей, и был уже готов покинуть зал, сославшись на проблемы с пищеварением, но миловидная хрупкая девушка-организатор секции с вежливой улыбкой попросила выступающего присоединиться и послушать доклады остальных. Рейнард даже не успел обосновать причины ухода и необходимость: хватке хрупкой девушки мог позавидовать любой армрестлер, поэтому Гарретт был вынужден подчиниться и обречь себя на дальнейшее усталое времяпрепровождение на секции уже в виде слушателя.
Перерыв был спасением и пыткой одновременно. Организатор, казалось, неустанно следила за Гарреттом, пытаясь уличить его в желании сбежать и предотвратить бегство. Рейнард вынужденно пытался смешаться с толпой у столиков, стараясь изобразить одновременно и бесстрастное, и внешне дружелюбное выражение лица, чтобы ненароком не вступить с кем-то в диалог, но и не прослыть отщепенцем среди представителей сообщества. Остановившись у столика с кофе, Гарретт был чрезмерно рад вариантам выбора и температурой напитка: хоть что-то должно было заставить его ожить и одновременно прогнать взявшуюся ниоткуда усталость и головную боль. Мужчина не в первый раз для себя отметил, что чувствует себя среди людей раз от раза хуже: скопление людей давило информацией, которая спонтанно захватывала, провоцируя необъяснимые с точки зрения психиатрии обманы восприятия. Гарретт еще старался убедить себя в невротическом генезе возникновения «недуга», но не верил теперь даже себе.
Отказавшись от затеи присоединиться к какой-либо компании, Рейнард оказался захвачен вниманием появившейся ниоткуда и одновременно со спины девушки, которая тут же представилась и заговорила преимущественно монологом с доктором, успевшим только вежливо кивнуть в ответ на приветствие.
- Большое спасибо за ваше внимание, - уловил паузу в монологе девушки, на чьем имени к огромному своему сожалению Гарретт не успел сфокусировать внимание, отметив, что коллега, доктор Тот, казалось, не обратила внимания или не заметила неловкость со стороны собеседника.
Послужившая триггером к воодушевлению доктора Тот дежурная фраза со стороны Рейнарда расширила поле для диалога, в котором Гарретт выступал активным слушателем. Резко возобновившаяся приступообразная головная боль, спровоцировавшая легкое головокружение, несколько выбила мужчину из колеи, пока его внимание не сфокусировалось на мужчине, обратившемся к собеседнице с вымученным выражением лица. Зафиксировавшись только на голосе новоявленного собеседника, Гарретт привел себя в какое-то подобие порядка, поднимая чуть мутноватый взгляд на человека напротив.
- Приятно познакомиться, спасибо за ваше внимание, - Рейнард мысленно успокаивал себя, пытаясь убедить в причине головной боли, как нетипичной реакции на стресс, отчего замешкался, но все протянул руку для приветственного рукопожатия, переложив стаканчик. – Прошу прощения за мою рассеянность, усталость дает о себе знать самыми непредсказуемыми способами.
Гарретт благодарно переглянулся с доктором Тот, которая взяла на себя «ответственность» за перекрестное знакомство в диалоге, вновь возвращаясь к собеседнику.
- Доктор Уолтон, - эхом повторил Гарретт, сопоставляя даты и нынешних заведующих смежных отделений. – Да, доктор Уолтон, невероятно харизматичный вояка и дитя профессуры старой закалки. К сожалению, не могу похвастаться тем, что работал под его эгидой, в то время я как раз только перевелся в Рамптон, и произошла кадровая перестановка. Отрадно знать, что специалисты Рамптона заинтересовывают и известны за пределами «домашних» пленумов.
Гарретт чувствовал ладонями, как температура напитка отпускается – фиксация на каком-то конкретном ощущении давала возможность заякориться и сбалансировать состояние. Стенки стаканчика стойко сносили контролируемое сжатие пальцев и перемену рук, пока пальцы от напряжения не стало тянуть.
- Не могу не отметить, что доклад  от вашего института - это замечательная новость, - мужчина поймал себя на мысли, что самое время пожурить себя за отсутствие интереса к чтению тем докладов даже своей секции, не то чтобы прочих платформ конференции. – Выступление планируется в этой же секции? Могу я поинтересоваться, доктор Аркрайт, темой вашего доклада? Мое любопытство нацелено удовлетворить чисто мои эгоистические размышления – часть научного сообщества все еще пытается усиленно делать вид, что Бездна – феномен маркетологический или социально-политический, чем «физический», и якобы не имеет никакого отношения к нейронаукам и психиатрии в целом. Я честно признаюсь, что удивлен и заинтригован возможностью послушать доклад вашего института. Я слышал от коллег, что ваши исследования захватывают все больше внимания, что вы сейчас как раз в витке формирований контрактов на сотрудничество с госпиталями, чтобы запустить что-то экспериментально новое и до сегодняшнего дня не опробованное с контрольной группой испытуемых.
Стенка стаканчика от сжатия подалась, слегка надломилась, отчего Гарретт инстинктивно обратил внимание на свои руки. Фокусировка ни к черту – в глазах задвоилось, словно издеваясь. Мужчина поставил свой стакан с кофе на поднос для сортировки, принимаясь ненавязчиво разминать фаланги, чтобы смазать легкое дрожание пальцев.
- К моему удивлению, на секции сегодня аншлаг. Прошу не счесть за грубость или неуважение, но из-за волнения я чувствую себя несколько рассеянно. Перерыв продлиться еще около часа, поэтому мне кажется хорошей идеей спуститься с лаунж-зону – я бы с удовольствием послушал о вашей работе, доктор Аркрайт, доктор Тот. Если, конечно же, вы не спешите на смежные секции.
Гарретт понимал, что не может больше находиться в помещении с большим количеством людей, а когда появлялся правдоподобный повод – не воспользоваться шансом могло оказаться фатальным промахом.

Лаунж не был отдушиной, но казался сейчас самым лучшим вариантом для Гарретта, пытающегося перевести дух и собраться с мыслями. Рейнард не мог вытеснить из собственной личной жизни Бездну, как феномен, что уж говорить о его научной стезе: доктор впервые за долгое время, в течение которого варился в научном сообществе, оказался наедине с заданным вопросом о его отношении, отношении доктора Гаррета, к Бездне и прочим связанным с ней. Было проще, также как и большинству представителей костяка научного сообщества, не допускать идей связанных с Бездной даже на поле для дальнейшего обсуждения, чем прислушаться к себе и сформировать собственное отношение, за которое будешь вынужден нести ответственность. Проще. Как жаль, что все вопросы невозможно было решить простейшим избеганием, которое потворствовало устойчивому формированию иллюзии «безопасного окружающего мира».
- В самом начале развития психиатрии, произрастающей на поле смежных наук, было просто необходимо вглядываться в горизонты и грезить о недостижимости и необъятности этой ветви знаний, чтобы стимулировать интерес и ее собственный рост. Но по истечению десятилетий, ученые столкнулись с тем, что при всем индивидуальном своеобразии каждого отдельного пациента в виде положительной симптоматики внутри лежит какой-то конкретный механизм, алгоритм, который достаточно дифференцировать, чтобы объяснить что случилось с психической жизнью данного человека. И основной задачей, которая преследуется в психиатрии и сейчас, является подбор и апробация новых лекарственных средств, которые купируют проявления заболевания, дадут шанс человеку на нормальную жизнь. Иронично, не правда ли, как банален итог? – Гарретт вымученно улыбнулся, чувствуя, как затылок сдавливает тупая головная боль. – Научное сообщество предпочитает предполагать и статистически обосновывать свои выводы, а не действовать хаотически. Для них было бы слишком смело признать Бездну, как одну из форм психической жизни, если конечно допустить, что это вообще один из ее вариантов. Слишком смелое заявление для закостенелой науки. Не такой уж и пугающий обнаруженный феномен, как осознание, что не можешь объяснить закон, согласно которому впишешь его в реальность.
Новости про Уэллингтон оказались абсолютной неожиданностью для Гаррета, который с интересом еще раз всмотрелся в лиц стоящего рядом доктора Аркрайта, лицо человека с необъяснимым потенциалом, еще не определенным Рейнардом. Мужчина с удовольствием для себя, но не для своего состояния, отметил, что встреча с коллегой из другого института с совершенно другой направленностью была самым интересным на сегодняшний день событием, подталкивающим вызреть в своей голове новую гипотезу или отношение, которого не было ранее. Стоило Аркрайту только открыть рот, как Гаррретт с удивлением для себя отмечал зарождающийся интерес к самой полемике с коллегой, чем к содержанию того, о чем они вели разговор. Тема была все еще зыбка и тяжеловесна для отчужденного в вопросах взаимодействия с Бездной.
- Я и не представлял, что Уолтон теперь играет за другую «команду», - доктор отер скулы чуть дрогнувшей рукой и глухо засмеялся. – Вот уж он своего не отпустит. Амбициозно, доктор Аркрайт, я впечатлен далеко идущими планами и идеями, которыми вы делитесь. Безусловно, странно игнорировать одну из частей жизни, неправомерно, однако тревожно даже представить насколько разрушающим может стать это равенство. Мне нравится сейчас праздно размышлять об этом, хоть сейчас я и не в своей лучшей форме, но столько вопросов сразу вызывает рискованное предположение… Это любопытное поле, привлекающее тех еще авантюристов из стези науки, которые пробуждают саму тягу к знаниям.
Вопрос о принадлежности Гарретта к магам поставил доктора в тупик. Это не было тревогой, страхом или моральным выбором, скорее это было странное непохожее ни на что ощущение ясности, которое на несколько секунд оглушило Рейнарда, поднявшего растерянный взгляд на коллегу.
- Мне сложно ответить на данный вопрос, прошу меня простить, я себя сегодня чувствую не очень хорошо, - попытался вежливо соскочить со стереотипа ответа на неудобный вопрос Гарретт, однако в итоге мужчина почувствовал себя еще больше загнанным в угол. – Магия всегда казалась мне большим отражением психической жизни человека, чем та же самая Бездна. Но от этого магия и стала для меня чем-то вроде проклятия. Бременем, которое вынужден без выбора и апелляций тащить, истязая себя беспомощностью перед чем-то совершенно новым. Я – маг? Как же это можно понять?
Гарретт демонстративно поднял свою левую руку ладонью вверх.
- Это не физическое ощущение, я не могу ощутить ее, как часть себя или орган, являющийся моей биологической частью, единицей. Я не могу рецепторно ощутить ее, как ощущаю пульсацию, если сконцентрирую внимание на одном из пальцев. Это что-то собирательное и сложное, что-то на шаг выше биологического или духовного. Способен ли человек это понять? Или же он и не задастся этими вопросами? – Рейнард сам понимал, что сейчас пользуется шансом, который благодушно представил Аркрайт из каких-то своих побуждений, чтобы поставить ребром вопрос о своем внутреннем ощущении, которое представлялось сейчас доктору тонкой спицей, насильно всаженной в позвоночник еще живого человека. – Я слышал, что маги способны ощутить себе подобного? Удивительно, не правда ли? Если минуту назад вы потеряли нить моих рассуждений, доктор Аркрайт, спишите это на переутомление. Но, если вы поняли о чем я, сможете ли вы ответить на свой же вопрос и на мой в том числе? Быть может Бездна – это не просто зеркало? Быть может она отражение, субпродукт, что-то живое, питающееся чем-то рассудочным или одна из форм, пытающаяся понять сама себя? Удивительно, но даже это бредовое рассуждение делает ее еще более человечной, как считаете, доктор Аркрайт?